Фесты (оф и не совсем) закончились, значит, можно и открыть.
Естественно, все причесано и выправлено.Флоран/Микеланджело (Mozart l'Opera Rock). Сенсорная депривация – завязанные глаза, возможны скованные руки. Акцент на кинестетических ощущениях.
Раунд первый
…и он оглох. Абсолютно. Через плотные затычки не проникало ни звука, и Флоран слабо всхлипнул, когда понял, что из чувств остались только обоняние и осязание.
Резкая боль обожгла плечо. Флоран отшатнулся, но тут же выпрямился, склоняя голову. Он провинился, и Мастер справедливо наказал его.
Подчинение. Такое сладкое слово – Флоран шепнул бы его, облизал бы им губы, если бы гладкий кляп нежно, но надежно не затыкал рот. Он не мог говорить, не мог видеть, не мог слышать. Все чувства трансформировались в кожу, расплескались по ней; он напрягся, не понимая, как теперь он будет исполнять волю Мастера.
Сосков коснулся холод. Ветер? Лед?
Слюна.
Флоран невысказано охнул, затрясся с бешенной силой – Мастер облизывал его соски.
Мастер. Облизывал. Его. Соски.
Он одной только мысли подкашивались ноги. Тело, острое для прикосновений, почти горело от медленных, тягуче-мокрых движений губ и языка. Рецепторы кожи, столь маленькие, невидимые воспринимали пространство с утроенной силой. Тело зудело, кричало, умоляло прекратить и продолжать эту пытку-удовольствие.
Мягкие волосы гладили грудь при каждом касании. В нос ударной волной бил мускусный аромат Мастера, смешанный из пота, собственного запаха и совсем чуть-чуть парфюма. Этот запах был чем-то далеким, давно забытым, прошлым – слабое-слабое напоминание, что ты еще человек.
Он не сразу понял, что язык исчез. И тепло, даваемое Мастером, ушло. Флоран в панике замотал головой.
"Где ты? Прошу тебя, отзовись, мне страшно, ты нужен, где ты?!"
Тихо. Темно. Флоран крепче обхватил полу-онемевшими пальцами шест, к которому спиной был прикован. Горячий металл и гладкий паркет под стопами привели в чувство. Флоран тряхнул головой.
"Я все еще здесь. И я все еще я"
Микеле смотрел на него. Он застыл всего в шаге, с упоением разглядывая, как мечется в испуге его раб. Раздетый, со связанными руками, слепой и глухой, тыкающийся во все стороны, трясущийся от страха и возбуждения – о, его раб был красив. Микеланджело видел, как напрягается шея, не имея возможности вытолкнуть стоны, как вздымается грудь от сбитого дыхания, как дрожат колени.
Мышка. Раб – его мышка, и он — кошка — был готов снова выпустить свои когти.
Раунд второй
Все началось со случайно оброненного: "Я не свободен, Микеле; я заперт в каких-то глупых предрассудках, чьих-то навязанных правилах; я, кажется, не живу по-настоящему…"
Немного виски, двойная порция усталости, щепотка откровений, и вот уже с губ срывается:
- Я могу помочь.
И в ответном взгляде читает он только одно шальное: "Согласен".
В их первый раз Флоран нервно рассмеялся, когда увидел на шелковой белой простыни подготовленные девайсы. Аккуратно разложенные в строгом порядке. Черный латекс блестел, играл на свету, что Флоран не удержался и взял в руки тонкий хлыст.
- Положи! – грозный окрик тут же заставил замереть. – Я сразу предупреждаю: ничего без моего разрешения не трогать. Ты подчиняешься только моим приказам.
Микеле был серьезен, и Флоран не мог ему перечить.
Сессия начиналась.
Сценарий никогда не менялся.
Сначала его лишали зрения. Флоран привыкал, жадно вслушиваясь в малейший шорох. Мастер идет? Мастер стоит? Что это – скрипнула половица? Любой звук превращался в громогласный и считывался всеми чувствами.
После заклепывался рот. Разрешалось только глотать, но ни стон, ни мычание, никаких задушенных просьб – хлыст умел быть убедительным.
Самое тяжелое – слух. Погружение в глухоту вынуждало паниковать, первобытный страх мешал сосредоточиться; понадобилось несколько месяцев прежде, чем Флоран научился справляться.
И награда не заставила себя ждать.
Раунд третий
Когда Мастер начал обертывание, Флоран расслабился по максимуму. Самое главное сейчас – показать, что ты готов на все. Что идешь до конца. Свобода была почти осязаема: протяни ладонь, и ты коснешься её. Но Флоран не мог протянуть руки, они связаны, он их не чувствует почти, поэтому единственный выход – впустить свободу в себя, пропустить её через плоть, вырваться из физических оков.
Самая сложная часть, но Микеле терпелив и нежен. Он тщательно обматывал каждый участок кожи, следя за тем, чтобы не пережать и не причинить вред. Это – запрет. Раб доверяет ему, подчиняется безоговорочно; "бери меня, твори со мной", кричит каждый его вздох.
- Еще немного, - прошептал Микеле, проводя рукой по бедру, закрытым полиэтиленом. – Раскройся, и ты освободишься.
Он отошел назад и окинул взглядом результат своих действий. Абсолютно беспомощный раб, прикованный больше грузом собственных проблем, чем наручниками к шесту, растерянный и зависящий от него.
Микеле был его глазами. Микеле бы его ушами. Микеле был его кожей.
Микеле был его богом.
Флоран потерялся окончательно. Он не чувствовал уже ничего, теперь действительно он был никем. У него не было имени, он не знал свой возраст, он не помнил, зачем и кем рожден.
Все онемело. Не было сил потереть руки – не было даже такой мысли.
Билось сердце. Флоран считал удары.
Сколько времени прошло? Час? Два? Может, времени не существует? А может…, он уже мертв?
"Мастер, Хозяин, ты здесь?"
Осталось только одно ощущение: ничто.
Оставалось только одно – дойти до конца.
Микеле опустился на колени и глубоко взял его член в рот – единственно открытый участок тела.
Раб дернулся. Судорога пронзила его тело. Грудная клетка заходила в частом дыхании, мышцы напряглись – раб выгнулся, не сдерживаясь.
Микеле остановился. Провел ласково языком по головке. Поцеловал покрасневшую кожу.
"Я рядом", заговорил он руками, массируя член, "я бы не посмел уйти".
Он ждал, когда раб успокоится. Они уже были у финала, остался лишь шаг. Микеле вновь обхватил губами член, действуя уже медленнее и осторожнее.
"Давай, давай. Я помогаю"
Флоран закричал. Из горла не вырывалось ни звука – кричала его душа. Она уходила из тела, молниеносно, почти не ощутимо. Флоран не успевал зацепить этот момент: вот он еще держится на каких-то обрывках мыслей, даже фраз, но миг – и он рассыпается на миллионы частей, раскрашивается на молекулы, атомы и выходит за грань.
Его больше нет.
Финал
С шеста Флоран буквально падает, и под его тяжестью Микеле прогибается, но из рук не выпускает. Дотаскивает любовника до кровати и принимается растирать затекшие конечности. Очень нежно, едва касаясь.
Флоран все еще там. С глаз пока не снята повязка, но затычки и кляп давно убраны на место. Дыхание восстанавливается, пульс утихает.
Сердце бьется почти ровно.
- Спасибо, что после ты всегда со мной, - наконец, произносит Флоран, и голос его сухой и хриплый, как наждачкой проезжается по слуху Микеле. – Спасибо, что не бросаешь.
Флоран знает, что бросить его Микеле не может ни при каком случае – Флоран умер бы после таких перегрузок, если бы остался в одиночестве. Он так же знает, что помощь в реабилитации – одна из задач Мастера. Знает, но неизменно благодарит, будто иной смысл вкладывает в слова.
И каждый раз ответная реакция одинакова – у Микеле дрожат губы, он едва удерживает слезы. Он жмется к Флорану, кладет голову на плечо, обхватывает поперек груди, обвивается вокруг него крепко. Микеланджело становится уязвимее в разы – где же властный голос и твердая рука?
Они меняются ролями. Теперь Флоран доминирует, Флоран его защищает.
…До следующей сессии и неизменного: "Ты подчиняешься только моим приказам".
-FIN-***
Флоран/Микеле. Дисней, труппа катается на аттракционах, Микеле дёргается (дада, то самое видео), что именно сказал и сделал тогда Флоран? Харт/комфорт. Желательно описать и что было после
Флоран никогда прежде не испытывал такого волнения. Ладони вспотели еще при подъезде к аттракциону – да что там! – с самой только первой минуты, после предложения развлечься в Диснейленде.
Мелисса с Эстель попеременно улыбались, явно нервничая и не скрывая этого. С лица остальных тоже не сходили полу-оскалы; Мерван уже достал всех своими шутками, но от напряжения на него никто не обращал внимания – взгляды всех были прикованы к Башне Террора, что в наступающих сумерках красиво поблескивала яркой вывеской.
- Я не хочу туда, - проскулил куда-то ему в шею Микеле, когда вся их честная братия во главе с командой RFM поднималась на (пока еще) обычном лифте.
Флоран ободряюще сжал его руку. Она у итальянца была совсем холодной и влажной.
- Давай откажемся? Я, правда, не хочу, - уже проблеял Микеле, и Флоран в ответ сунул их ладони к себе в карман. "Успокойся", теплые пальцы погладили кожу. Микеле сглотнул, неохотно отлипая от Фло, когда они поднялись на нужный этаж. Камеры, чтоб их.
Грум в рубиново-красной форме их поприветствовал и приглашающе отошел в сторону.
Микеле пропустил девушек, мужчин, получил толчок от Фло, и только вежливое "месье" заставило его переместиться в пространстве. В лифте он тут же юркнул к стене, привалился к ней, как к груди матери, схватился мертвой хваткой за поручень, отчаянно мечтая оказаться подальше отсюда.
Им пожелали хорошего путешествия, и кабинка начала медленно отъезжать.
"Мама", прошептал Микеле, мысленно прощаясь со всем честным белым светом. Одной рукой нашарил телефон, понимая, что если лифт рухнет, он не успеет даже отправить смс со словами любви семье.
- Завещание составляешь? – подколол его Флоран, заметив, что итальянец уже набирает сообщение.
Микеле дернулся, сбрасывая с бедра пальцы Мота, обосновавшиеся там с момента их посадки.
- Да расслабься ты. Две минутки – и мы на свободе.
У Микеле были другие мысли на этот счет, но он промолчал.
А потом…началось.
Их затрясло, закачало, сиденье ходило ходуном, болтая присутствующих из стороны в сторону. На ребра давило от скорости и внезапности движений, и только ремни помогали удержаться.
Микеле, уткнувшемуся себе в колени, не нужно было знать, что видят остальные – широкой души Фло громко комментировал происходящее, крича прямо в ухо, вызывая только настойчивое желание свернуться вдвое, сложиться до размеров молекулы, отгородиться.
Над ним смеялись, тыкали пальцами и утешали – Микеле не обращал внимания. Все тело сковало от ужаса, голову сжимало от воя, издаваемого кабинкой при каждом рывке. Он не мог даже кричать: ему казалось, что молчанием он сохраняет и остатки разума. С какой-то детской отчаянностью Микеле думал, что стоит только открыть рот – и все, он пропал, он падет в эту страшную шахту с высоты в сорок два метра. В одну лишь краткую секунду сквозь толщину громких звуков он услышал флорановское "я держу тебя, не бойся" и на миг ощутил его объятье, но страх, бродивший по членам, молниеносно смыл это ощущение защиты.
Он поднялся, разминая одеревеневшие ноги, умудряясь улыбнуться и похлопать себе и остальным, когда лифт остановился. Микеле даже смог выдавить "спасибо" в камеру.
Мозг прошивала только одна мысль – "На землю. Срочно!".
- Эй-эй-эй, - Флоран уверенно усадил итальянца на соседнее с водителем сиденье, понимая, что за руль после такого стресса ему нельзя. – Я отвезу тебя.
Они, наконец-то, остались одни. В порыве неясно до конца чего Микеле схватил Фло за руку и прижался щекой к запястью.
Флоран охнул, пораженно глядя на него.
- Ты действительно удержал бы меня?
И Флорана затопила такая нежность, какая накатывала каждый раз, когда он смотрел на Микеле. Глаза увлажнились; он заморгал, прогоняя слезы. "Ей-богу, как дети", подумал Фло, но, черт возьми, только рядом с ним так естественно было забывать свой возраст!
- Конечно, - ответил Мот то единственно нужное. Единственно правильное.
- Держи меня, - попросил Микеле. – Всегда, пожалуйста, держи.
Флоран кивнул и дрожащей рукой завел двигатель.
Он никогда прежде не испытывал такого волнения – это правда. Но не аттракцион тому был причиной. Будоражить мысли, выпускать адреналин в вены и заставать врасплох умел и один человек. И держать этого самого человека в своих руках, прижимая его к мягкой кровати и целуя его во все места, куда только попадали губы, было единственно верным.
***
Мике/Фло. Как много они друг о друге не знают. Случайная встреча в гей-клубе.Микеле скучал. Он вырвался в этот клуб в середине цейтнота, специально приехал (!), пусть и тайком, в Гамбург, чтобы расслабиться по-человечески, не боясь запалиться перед случайным знакомым, на которого он, конечно же, мог напороться в Париже.
Гей-клуб оказался не ахти какой, хотя интернет-страничка пестрела громкими заголовками и красивыми фразами-завлекаловками. "Самые красивые ягодицы Германии", "О лучшем члене Вы могли только мечтать", "Спешите попробовать новый коктейль "О глубоком минете за рюмочкой голубого абсента" – тьфу, а не клуб! Голубой абсент только не подкачал, но поговорить о минете было не с кем.
Он уже дал знак официанту, чтобы тот его рассчитал, и развернулся в сторону выхода, как вдруг увидел знакомый затылок. Микеле моргнул пару раз, не веря, что ему не показалось.
Коротко стриженные волосы, темного цвета пиджак и шарфик. Шарфик со звездочками, над которым Микеле умилялся раз за разом, как только замечал.
Затылок дернулся – его обладатель развернулся, громко смеясь чему-то, и не узнать до боли знакомый профиль итальянец не мог.
"No way", от изумления выдохнул Микеле по-английски, понимая, что видит перед собой Флорана.
В голове тут же замелькали мысли. Неужели? Как? Когда успел, в конце концов! И самый главный вопрос: "Почему не сказал?!". Год назад они напились, и Микеле, когда алкоголь развязал язык, выдал как на исповеди, что, мол, я и по мальчикам тоже. Фло тогда промолчал: не осудил, но и не поддержал, только обмолвился, что все нормально и он понимает.
"Так вот, как ты понимаешь", подумал Микеле, и от обиды его аж скрутило. А еще друг называется. Хорош друг: как сказать правду – так молчок и лицо кирпичом, а как глазки строить левому мужику – так сразу горазд. Микеле сузил глаза. Кстати, о левом мужике…
Внезапная идея загорелась в голове красной лампочкой мести. Злорадно улыбаясь, Микеле буквально попорхал к Флорану.
- О, милый, прости, что опоздал, - защебетал он и, крепко поцеловав Фло прямо в губы, вклинился прямо между ним и его собеседником. – Не познакомишь с мальчиком? – он оскалился в сторону парня, назвать мальчиком которого можно было только с большой натяжкой.
Охреневший от бесцеремонности "мальчик" вытаращился на Флорана. Тот, уже справившись от шока, скрипнул зубами и процедил:
- Ганс, это… эээээ…. Амадей. Мой… - он запнулся, подбирая в уме, как бы ласково и без рукоприкладства обозначить Микеле.
- Его парень, половинка и единственная любовь всей жизни, - все так же скалясь, пропел Микеле, упиваясь своей властью. Он вцепился в шею Флорана с силой утопающего и прижался к нему, словно от этого зависела его жизнь. Напряжение Фло Микеле чувствовал всем телом, но отодвигаться не собирался.
- Луис, ты говорил, что ты одинок, - произнес немец.
"Луис", усмехнулся про себя Микеле. Он разглядывал парня со всем наглостью, на которую был только способен. Ганс был не плох, и Микеле оценил его широкую грудь, ухоженные руки и длинные волнистые волосы до плеч.
- Мы с Луисом поссорились накануне, а он у меня вспыльчивый: чуть что – так сразу развод и тумбочка между кроватями. Да, милый? – он повернулся к Флорану, в глазах которого уже видел свое собственное убийство самым изощренным способом.
- Тогда я пойду, - выдавил парень, поднимаясь с места, - а вам желаю помириться. Луис, пока.
Флоран дернулся в его сторону, но стальная хватка Микеле удержала Мота на месте.
Как только атлетическая спина немца скрылась в толпе, Микеле тут же отлип, отсаживаясь как можно дальше от Флорана.
- Ну и сука же ты, - выплюнул Фло. – Я никогда не знал, что в тебе столько сучливости.
- И в чем же она проявляется? – в тон ему задал вопрос Микеле.
- А самому не заметно?! – вспыхнул Флоран. – Какого хера ты тут появился? Тебе места в Париже мало?!
От возмущения Микеле аж задохнулся. И это он еще претензии выставляет? Он смеет разыгрывать оскорбленную невинность?
Микеле уже открыл рот, чтобы выдать всё, что он думает о скрытности Флорана, как вдруг понял, что, собственно, а какое право он имел лезть? Это не его дело, не его тайна, и раз Флоран не признался в тот раз, значит, на это были причины.
Как всегда: сначала сделает, потом думает.
- Фло, - виновато протянул Микеле, - я все испортил, да? Тебе так понравился Ганс? Хочешь, я верну его? – выпалил он и закусил губу, осознавая, что если Фло скажет "да", то итальянцу придется порваться, но выполнить обещание.
Флоран на него не смотрел. Его душил стыд. Не перед Микеле, нет, - перед собой. Ему было стыдно, что друг увидел его слабость.
- Фло, ну, пожалуйста, Фло, - ныл на ухо Микеле, уже вновь придвинувшись и аккуратно касаясь его ладони, - прости, ты же знаешь, я сам такой, я никому ничего не скажу, если ты не хочешь говорить правду, Флоран, ну подними голову, Фло, ну, Фло, - он взял его за подбородок и потянул на себя. Флоран не сопротивлялся, но взгляд отвел. – Почему ты не признался мне раньше? – тихо спросил Микеле. – Для тебя всё это тяжело?
- Не для себя. С собой я уже смирился, - Флоран вздохнул. – Но с другими… другие… Я не могу.
- Кто-то еще знает и осуждает тебя?
- Нет. Просто мне сложно появится на публике, перед такими же, как… - он посмотрел на Микеле, - как мы. В гей-клубе я не был уже пять лет. Как и в постели с мужчиной.
Локонте присвистнул. Не то, чтобы он сам был завсегдатаем мира содомитов, но свой последний гомосексуальный секс подарил себе на минувшее пару месяцев назад День Рождение.
- Вот-вот, - поддакнул Флоран, замечая его реакцию. – Поэтому твое сегодняшнее появление смутило меня и разозлило. Я только решил отвлечься, как тут появился ты.
- Но было бы хуже, заметь, если бы тут появился Солаль, к примеру, - прыснул от смеха Микеле.
Флоран рассмеялся следом, представляя их общего друга и добропочтенного отца семейства в гей-клубе.
- Хочешь сказать, мне повезло? – толкнул его в бок Флоран, улыбаясь.
Итальянец подмигнул. Он сидели очень близко друг к другу, и Микеле уже не просто держал его за руку, но и невесомо поглаживал её пальцами. Флоран завис, не смея оторваться от ласк, хотя место под ними горело и жгло, и хотелось одновременно: и чтобы ласки не прекращались, и выдернуть руку и сунуть ее под ледяную струю воды.
- Фло, - позвал его Микеле, прекрасно видя реакцию друга и не зная, как лучше ему отреагировать.
Откровенно говоря, особых видов на Флорана у него никогда не было. Партнер по сцене, добрый приятель, друг. Но не более. Лишь при первой их личной встрече Микеле быстро прикинул, "а вдруг?", "а возможно ли?", но мысль была задвинута на дальние затворки сознания. Фло не выдавал себя ничем, и Микеле решил, что не судьба.
- Мне понравилось, как ты целовал меня, - прохрипел Флоран и облизнулся.
Тогда Микеле думал, что его гей-радар ошибся.
Теперь он понимал, что никакой ошибки – просто импульсы были хорошо упрятаны.
- Хочешь повторить? – выдохнул Микеле, наклоняясь к нему.
В место ответа Флоран притянул его к себе.
Уже целуясь, Микеле подумал, что клуб не такой уж и плохой, и, кажется, ему есть, с кем обсудить глубокий минет за рюмочкой голубого абсента.
Впрочем… и не только обсудить.
-FIN-***
Микеле/Флоран 2009 год. Первые похождения вместе, хорошенько выпив, они делятся друг с другом историями своего "первого раза". Только вот всамделишный, а не тот, что в интервью первый раз 14летнего Микеле был с мужчиной.- … и, в конце концов, она меня укусила, - заканчивает Флоран и тянется к бутылке – горло пересохло от затянувшегося рассказа.
Микеле свешивается с дивана и хохочет, громко хохочет, почти воет; стучит ступней по столику, отчего бутылки, стаканы и пепельница громыхают в такт его смеху.
Фло прищуривается и допивает махом остатки. Ему так хорошо, так туманно в голове, так нравится наблюдать за своим другом.
Обычный вечер. Обычный вкусный коньяк. Обычный, серый, затертый ковер на полу маленькой квартиры Локонте. И обычные они, уже ставшие близкими друг другу людьми, настолько – что сейчас делятся откровениями.
- Ну а ты? – он пихает Микеле коленом. – Расскажи о своем первом разе. Скажешь, лучше был?
Итальянец утирает слезы и, заплетаясь в словах, говорит:
- В миллион раз. Меня за головку не кусали, - и вновь заливается, запрокидывая голову. Его влажная от пота шея блестит, и Флорану очень хочется стереть этот блеск чем-нибудь. А Микеле, отсмеявшись, продолжает: - Мне было четырнадцать. Я задержался в театре, и не успел на последний автобус. Или это был не театр, а студия…. Да, точно! – вскидывает вверх палец. – Я задержался на студии. А там, знаешь, такой беспорядок, все предметы не на своих местах, и для нас места подходящего-то не было, чтобы можно было что-то или как-то. Я помню стол и себя на этом столе. А вот как дошли до него – уже не помню. У меня очень возбудились соски, и мне их лизали, долго лизали, со слюной, так смачно. А я еще безволосый тут был, ну ты понимаешь, - он смеется, проводя ладонью по груди, - а слюны много, она текла прямо по коже, вниз, на живот. А холод был жуткий, и я мерз и поскуливал, как щенок, но все равно было так хорошо, и у меня уже стоял. И когда он взял у меня в рот…
- ОН?! – Флоран встает, и от резвости его шатает в стороны. Пылают щеки, он одновременно и зол и возбужден, и каких ощущений больше, он понять никак не может.
Микеле заторможено хлопает ресницами и уже не соображает толком, что он только что говорил и почему Фло так кричит.
- Ты врешь, - произносит Флоран, хватает пачку сигарет и выходит на балкон.
Сигарета выкуривается быстро, а вот образ, засевший в мозгу, никак не хочет улетучиваться вместе с дымом.
Когда он возвращается, Микеле полулежит на полу, раздвинув ноги. Он видит Флорана и нарочито, демонстративно кладет ладонь на пах. Сжимает. И Флорану кажется, что вместе с куском ткани и членом под ним Микеле сжимает и что-то внутри у него самого.
- Ты врешь, - повторяет Фло, и эти два простых слова помогают удерживаться в реальности. – Ты все придумал, Микеле, ведь так?
Микеле медленно качает головой.
- Подойди, - просит он. – Подойди и я докажу, что я не вру. Ну? – протягивает руку.
И вот уже Флоран стоит перед ним, нависает, смотрит прямо в его почерневшие глаза и тяжело дышит.
"Ты врешь", шепчет Фло, пока Микеле устраивается на коленях.
"Ты врешь", хрипит Фло, пока Микеле расстегивает ему ширинку.
"Ты врешь", выдавливает из себя Фло, когда Микеле облизывает по всей длине его член.
Мыслей больше нет. Как нет и слов-паролей, связывающих Флорана с действительностью. Он чувствует только горячие губы и крепкое плечо, в которое упирается пальцами. Он видит только черные волосы макушки, кончики которых раздражают кожу каждым прикосновением. Он слышит только влажные, смакующие звуки, выносящие мозг напрочь. Перед глазами плывут очертания комнаты, давление усиливается, движения ускоряются, и Флоран сжимается, кончая и оседая на пол одновременно.
У него дрожат колени, и Микеле затаскивает его на диван, где аккуратно избавляет от одежды и укрывает одеялом.
- Я так устал, - бормочет итальянец, устраиваясь рядом. – Ты такой большой, и к тому же пьяный, я думал, ты вообще не кончишь.
Флоран издает нервный смешок. Он все еще не верит. Но в голове пусто, хотя должны разрывать вопросы, тело расслабленно, и последнее, что желает Флоран перед паденьем в забытье, - узнать, чем же закончилась история Микеле.
"Я знаю: ты все-таки мне соврал", выдыхает ему в висок Фло.
Микеле слышит, но отвечать не хочет. Он знает – завтра он обязательно еще раз докажет Флорану свою правоту.***
Клэр/ Маэва (Mozart l'Opera Rock). По песне Sia - Breathe MeУ Маэвы снова бессонная ночь. У нее набатный звон в груди, покрасневшие глаза и горькие складки по углам губ. Уставшими пальцами она непрерывно набирает один номер. Первые двенадцать раз шли гудки. Остальные …ндцать – "телефон отключен или находится вне зоны действия сети".
Часы показывают четыре утра. Маэва закрывает лицо руками и молится.
Клэр облизывается и тянется за мокрым поцелуем. В правой руке – бокал с коктейлем, левая – хаотично ласкает под футболкой грудь её новой знакомой. Клэр зажимает сосок, девушка охает прямо ей в рот и придвигается ближе.
В голове абсолютно пусто.
- Я обзвонила всех, кого только могла, - Маэва всхлипывает, глотает слова, - я не знаю, где она, не знаю, с кем, Микеле, я ничего совершенно о ней не знаю!
- Прошу, милая, не плачь, мы найдем её, - он не умеет успокаивать, но все равно пытается: ведь нужно что-то сказать, иначе их хрупкая подруга сломается прямо сейчас.
- Пожалуйста, - плачет Маэва, - пожалуйста, привезите её ко мне.
Когда Клэр буквально снимают с тела её любовницы, она пытается отбиваться, но из-за алкоголя и таблеток ей мало, что удается.
- Села! Быстро! – её закидывают в машину, Клэр возмущается, на что получает: - Заткнись! Иначе я заткну тебя сам и не посмотрю, что ты девушка.
Флоран в бешенстве. Микеле виновато смотрит на неё, но Фло перечить не решается.
- Ты уверен, что стоит её туда вести? – Флоран говорит прерывисто, сквозь зубы. – Она же пьяна и только что кувыркалась с девкой.
- Ты сам слышал, о чем Маэва просила, - Микеле тверд, хотя и понимает правоту друга. – Мы должны, мы не можем не выполнить её просьбу.
Клэр скукоживается на заднем сиденье авто. Её трясет.
У Маэвы аномально холодные руки. У Клэр размазанный макияж.
От Маэвы пахнет мятным маслом. От Клэр – чужим телом.
Маэва держит за плечи, убирая волосы назад, пока Клэр выворачивает в ванной комнате.
Маэва несет горячий чай. Маэва укрывает пледом. Маэва садится на пол у кровати и берет Клэр за руку.
- Ты мне больно делаешь, ты знаешь? – шепчет Маэва.
- Знаю, - Клэр шепчет в ответ.
- Почему?
И Клэр плачет. От нежного голоса Маэвы, от её верности несмотря ни на что, от любви.
- Потому что не могу без тебя. Потому что страшно, что ты уйдешь. Потому что... – голос срывается.
Взгляд Маэвы теплеет.
- Я тоже тебя люблю, моя маленькая дурочка, - она гладит Клэр по лицу. – Я не брошу. Не брошу, не брошу. Никогда.
Клэр несмело улыбается и целует её пальцы.
Дурочка, да. Да, да, да! Но –
- Твоя…***
Микеле/Флоран, Флоран/Микеле (Mozart L'Opera Rock). Италия, море, солце, пляж.
"-Фло, а ты когда-нибудь целовался на пляже?
-Нет. Но мы можем попробовать."- Подойди.
Он лежит, как огромная светлая рыбина на берегу. Волны набегают на его тело, и Микеле жмурится от удовольствия.
Я шагаю вперед. Он дергает меня за ногу, и я заваливаюсь неуклюже на бок.
- Ты что творишь?
Не отвечает. Вместо этого – зарывает в песок наши ладони, крепко прижатые друг к другу.
- Как хорошо, - шепчет он, и я наклоняюсь ближе, чтобы расслышать. - Я так давно об этом мечтал. Чтобы здесь на берегу побыть с тобой.
Микеле смотрит в глаза, прямо в душу. Я сглатываю, меня бьет легкая дрожь (ветер же, ведь из-за него?). Его волосы вьются на висках, от итальянского солнца они выгорели еще больше, и теперь кончики совсем-совсем светлые.
Прикасаюсь свободной рукой к его лбу. Горячий. Он весь пышет жаром, солнцем и морем. Никогда не думал, что Адриатика именно такая.
Как он.
- Моя земля. Мое море. И ты.
- Тоже твой?
Микеле заливается смехом, переворачиваясь на спину. Ведусь за ним, и вот мы уже оба лежим по пояс в воде, а волны падают сверху.
И мне кажется, что мы – жители подводного мира, которых море вынесло на берег. Я ловлю счастливый взгляд Микеле и вижу в нем отражение своих мыслей.
Земля.
Море.
И ты.
Он нависает надо мной, заставляя щуриться от капающей на лицо с его волос воды.
- Мое, - говорит Микеле, прижимая нас лбами. – Всё здесь мое. Слышишь?
Я киваю. И улыбаюсь. Закрываю глаза, чувствуя губами соль его кожи.
Солнце почти зашло. Волны падают сверху.
@темы:
творчество,
мое творчество,
фики
-
-
05.07.2012 в 20:56-
-
05.07.2012 в 21:05-
-
02.08.2012 в 13:30-
-
02.08.2012 в 13:39